Читать книгу - "Магия греха [= Двойная жизнь ] - Вера Кауи"

Теперь Лиз не вспоминала о ревности и о тех чувствах, которые вызывали у нее первые успехи Нелл. Она была слишком благодарна Нелл за все то, что та для нее сделала, чтобы таить в своей душе злобу и ненависть. Тем более что Нелл доставляла ей такое удовольствие, рассказывая о новых успехах и свиданиях. Нелл стала не только главным кормильцем, но и другом, товарищем и помощником, а по уик-эндам, когда Лулу обычно не приходила – хотя она делала порой исключения, если у Нелл выпадали свидания, – выполняла обязанности повара и посудомойки на кухне. Как ни странно, она очень быстро нашла общий язык и с бригадиром. Они прекрасно ладили, и даже Мерсер, узнавший о болезни мисс Элизабет и настоявший, чтобы они с бригадиром вместе приехали к ней и оказали посильную помощь, вынужден был признать, что мисс Нелл как раз тот человек, кто нужен мисс Элизабет в сложной ситуации.

– Итак, что мы приготовим на уик-энд? Мерсер тоже приедет?

– Нет. Он поедет в Шеффилд, к своей дочери. Кажется, его зять не слишком хорошо себя ведет по отношению к ней. Тигр, естественно, приедет с бригадиром. Не забудь о нем, когда пойдешь в магазин.

– Он приедет, как обычно, в пятницу?

– Да, во второй половине дня. Где-то в 4.30 на Паддингтонский вокзал.

– Я встречу его.

– Только возьми, пожалуйста, плед для этой привередливой псины.

Лиз теперь редко кого-то принимала. Она виделась только с Филиппом, раз в неделю обязательно обедавшим у них, а также с теми друзьями, в которых можно было быть уверенной, что они не станут сплетничать у нее за спиной. На столе всегда стояло шампанское, звучала музыка, и веселье сопровождало эти встречи.

О своих бывших клиентах Лиз ничего не слышала. Никто из них не давал о себе знать.

– Да, жди, как же. Дождешься от них, – заговорила она однажды, и в ее голосе послышались раздраженные нотки. – Я ведь была просто-напросто высокооплачиваемой проституткой, да и то все это безвозвратно ушло. Я знаю о них слишком много, чтобы претендовать на их дружбу. Единственным утешением им может служить то, что я унесу свой знания в могилу. Но они все равно успокоятся только тогда, когда узнают, что я умерла.

Только один из клиентов, проникнувшись к ней сочувствием, в знак огромной благодарности прислал цветы. После этого каждую неделю приносили громадный букет камелий, и, хотя в нем не было визитной карточки, Лиз прекрасно знала, от кого эти цветы.

– Это была его маленькая шутка... – тихо произнесла она, теребя пальцами кремовые лепестки камелий. – Он всегда называл меня Маргаритой...

– Дама с камелиями?

– Да. Только она умерла от туберкулеза, а я...

Море камелий всегда находилось в том месте, где Лиз могла их видеть, и однажды Нелл заметила в ее взгляде странное выражение, какого она раньше никогда не видела. Это ее испугало. Лиз смотрела не с жалостью и отчаянием, этот взгляд был намного хуже и страшней. В нем была ненависть к судьбе.

Живя теперь как бы в другом мире, Лиз совсем перестала интересоваться повседневными делами и заботами. Она предоставила решать все проблемы Нелл, Лулу и Филиппу. Лиз никогда не отличалась любовью к чтению книг, однако ей нравилось листать журналы и пробегать небольшие статьи. Она очень любила слушать музыку и смотреть телевизор. В конце концов это оставалось единственным, что она могла делать. Ей нравились старые фильмы, поэтому Нелл пришлось обежать все ближайшие магазины, чтобы отобрать ей целую коллекцию видеокассет со звездами тридцатых-шестидесятых годов. После двух часов сопереживаний и сказочных, романтических похождений вместе с героинями фильмов она встречала Нелл с блаженным выражением лица, как будто только что сама сошла с экрана.

Но бывали дни, когда не помогало и это. Она разбрасывала по комнате вещи, била посуду, выкрикивала непристойности и вела себя так, будто ей совсем незнакома нормальная манера поведения и общения. Она впадала в такое отчаяние и безысходность, что оставалось только одно – дать ей что-нибудь из транквилизаторов, выписанных доктором, а потом отнести наверх, в спальню, и уложить в постель. Результат всегда был одинаков: под воздействием лекарств она засыпала, а когда просыпалась, то плакала и раскаивалась.

– Господи, неужели это я?.. – в отчаянии говорила она. – В школе меня всегда звали Солнечным Зайчиком, потому что я никогда не унывала и не вешала носа. Теперь это время, кажется, прошло навсегда... Но почему же, черт побери, это случилось именно со мной?! Я не заслужила. Ты же знаешь, что я не заслужила... Ты не обязана быть сиделкой...

– А я и не сиделка, – спокойно заверила Нелл. – По крайней мере с тобой, Лиз.

Глаза Лиз наполнились слезами, и она облизала сухие губы.

– Посмотри на меня... Я же уже совсем развалилась... У меня замедленные реакции, я потеряла память, я проваливаюсь в никуда...

– Как она держится, черт ее знать, – пожимала плечами Лулу, – я бы сойти уже с ума.

Каждый раз, возвращаясь из Америки, Нелл привозила с собой какие-нибудь безделушки, которые, как она знала, обязательно понравятся Лиз. Это были либо пластинки и диски с самыми последними хитами, либо целая стопка скандальных журналов, либо очень вкусные ананасовые карамельки, производимые только в Америке, либо бутылка джина, либо роскошный отрез атласа из магазина «Блуминг-дейл». Но больше всего Лиз любила слушать рассказы об успехах Нелл и о ее редких неудачах.

Нелл всегда встречалась с ним во второй половине дня. От нее требовалось в его присутствии не спеша надеть тонкие черные чулки, пристегнуть их к точно такому же поясу и, прогнув спину, застегнуть сзади крючок бюстгальтера с почти отсутствующими чашечками. Бюстгальтер был единственной вещью, которую она больше не снимала. После этого начиналась примерка обуви. Пара за парой. Все туфли были одного и того же фасона: на высоком каблуке, с лаковым покрытием почти до самой щиколотки, с золотыми ремешками и блестящими пряжками. Она садилась в огромное кресло, а он становился перед ней на колени и начинал надевать ей на ноги одну за другой пары туфель. При этом он гладил ее ноги, ласкал их, прижимаясь к ним щекой. Его глаза начинали блестеть, а на щеках появлялся яркий румянец. Каждый раз, когда он надевал на нее новую пару, она должна была встать и пройтись из одного угла комнаты в другой, обязательно переступая через него. Он лежал в это время на полу на спине, вытянув руки вдоль туловища, и смотрел вверх, куда уходили ее длинные стройные ноги. Тонкие, высокие каблучки медленно двигались над ним и как бы невзначай касались того места, где нетерпеливо пульсировал томящийся в узких брюках узник. Однако он никогда не раздевался. Он стонал, вздыхал, корчился от боли, но она должна была продолжать. В конце концов, когда были перемеряны все туфли, она садилась в кресло и ждала, пока он уложит их в коробки. Ей ни в коем случае не разрешалось к ним прикасаться. Затем он садился напротив и наблюдал, как она не спеша снимает чулки. К этому времени пуговицы на его брюках уже едва держались от напряжения, глаза округлялись, глядя только в одну точку у нее между ног, а дыхание напоминало дыхание марафонца, только что пробежавшего дистанцию. Только после этого он шел в ванную и, плотно закрыв за собой дверь, помогал себе расслабиться. Нелл в это время разрешалось надеть ту одежду, в которой она приехала на свидание. Через несколько минут он возвращался уже спокойный и поникший, без каких-либо признаков эрекции.